«Высоки плоскогорья Тибета и теряются они в облаках, но еще выше плоскогорья Памира. Не видно сверху дна Большого Каньона Колорадо, но еще глубже и красивее ущелья Пянджа… Безжизненны и суровы обледенелые тундры Арктики, но еще более безжизненны и суровы пустынные плоскогорья Памира». Так описывает Памир Д. В. Наливкин, и с ним согласится каждый, кто побывал в этой горной стране. Но также каждый вспомнит ухо-дящие к заснеженным перевалам серпантины дорог, пронзительную синеву небес и стены черных скал, сквозь которые с грохотом прорывается бешеный поток Пянджа. Но внезапно горы расступаются и открывается зеленая долина с абрикосовой рощей, ручей с водопадом и мель-ницей, террасы полей, ряды домов с тонкими колоннами айванов и пирамидками крыш‑роузан. Созданные титани-ческим трудом местных земледельцев поля разбросаны везде, где есть хоть клочок ровной земли. Чтобы создать их, поколения памирцев перенесли на плечах тысячи тонн камней и земли и обустроили километры каналов, каждый из которых нужно практически заново строить после зимних снежных лавин и весенних камнепадов (илл. 1).

Памир называют Крышей Мира, но также и Подножием Смерти — с точки зрения лингвиста обе интерпретации правомочны, выбор перевода зависит от отношения к увиденному, однако в ранних источниках чаще всего употреблялось название Горный Бадахшан. Кто селился в долинах, расположенных в тысячах километров над уровнем моря? Что заставило людей подняться в заоб-лачные выси? По мнению А. Штейна через верховья Пянджа проходила главная дорога между Западной и Центральной Азией, использовавшаяся в древний период спонтанно. На рубеже нашей эры сюда пришли теснимые сюннусцами на запад ирано‑язычные племена, в том числе и саки Восточного Памира и Китайского Турке-стана. Заселение проходило разновременно, приходящие группы осваивали достаточно изолированные друг от друга долины, и в результате, несмотря на генетическое родство пришельцев, здесь сложилась лингвистическая ситуация, названная И. И. Зарубиным «клубком языков». Сказанное относится и к другим формам культуры при-памирских таджиков, особенностью которой является локальная вариативность при едином хозяйственно–куль-турном типе.

Основные занятия местных жителей — земледелие и ско-товодство. Впрочем, суровость природных условий Запад-ного Памира заставляла население вести крайне скудную, полную тяжкого труда жизнь. В прошлом, видимо, допол-нительный источник существования давала проходившая здесь караванная дорога в Афганистан и области к югу от Гиндукуша, по которой прошел в XIII веке в Китай Марко Поло. Следы того времени сохранились в местной

“The plateaux of the Tibet are high and they get lost in the clouds, but even higher are the plateaux of the Pamirs. You cannot see the bottom of the Grand Canyon in Colorado from the top, but even deeper and more beautiful are the Pyanj gorges… The ice‑covered Arctic tundra is lifeless and harsh, but even more lifeless and harsh are the desert pla-teaux of the Pamirs”. This is how the Pamirs were described by D. V. Nalivkin, and everyone who has visited this moun-tainous region agrees with him. But everyone also remembers the serpentine roads which climb to the snowy passes, the piercing blue of the sky and the black cliffs, through which the mad torrent of the rumbling Pyanj breaks out. But sud-denly the mountains give way and a green valley opens up with an apricot grove, a creek with a mountain and mill, terraces of fields, rows of houses with elegant aywan columns and rouzan‑shaped roofs. The fields which were created by the titanic efforts of local farmers are laid out everywhere where there is just a patch of flat land. To create them, generations of inhabitants of the Pamirs brought thousands of tons of stones and earth and built kilometres of canals, practically each one them needed to be rebuilt after the winter avalanches and spring landslides (fig. 1).

The Pamirs are called the Roof of the World, but also the Foot of Death — from the linguist’s point of view both inter-pretations are correct, the choice of translation depends on the attitude to what is seen. Still the name Mountainous Badakhshan was used most frequently in early sources. Who settled in valleys located thousands of kilometres above sea level? What forced people to ascend to the mountains above the clouds? According to A. Stein, the main road between Western and Central Asia passed through the upper reaches of the Pyanj, and was used spontaneously in the ancient period. At the beginning of our era, the Iranian‑speaking tribes who had been forced out by the Hsiong‑nu (Xiongnu) from their eastern territories came here, including the Saka of the Eastern Pamirs and Chinese Turkestan. The settlement took place at different times, and the groups that came here habituated the valleys which were considerably isolated from each other. As a result, despite the genetic unity of the set-tlers, a linguistic situation formed here which I. I. Zarubin called a “tangle of languages”. This also applies to the other forms of culture of the Pamir Tajiks, which is distinguished by its local variety of a common economic‑cultural type.

The main activity of local residents was agriculture and livestock breeding. The harshness of the natural conditions of the West Pamirs forced the population to lead an extremely meagre life full of heavy work. In the past, evidently, an additional means of livelihood was provided by the caravan road which passed here to Afghanistan and the area to the south of Hindukush, where Marco Polo passed in the 13th cen-tury on the way to China. Traces of this time are preserved

Илл. / Fig. 1

© Е. Царева, 2006 © E. Tsareva, 2006

197

Шес

ть и

стор

ий. К

атал

ог /

Six

Sto

ries.

Cat

alog

ue

Елена Царева

У подножья Крыши МираElena Tsareva

At the Foot of the Roof of the World

© Е. Царева, 2006 © E. Tsareva, 2006

“The plateaux of the Tibet are high and they get lost in the clouds, but even higher are the plateaux of the Pamirs. You cannot see the bottom of the Grand Canyon in Colorado from the top, but even deeper and more beautiful are the Pyanj gorges… The ice‑covered Arctic tundra is lifeless and harsh, but even more lifeless and harsh are the desert pla-teaux of the Pamirs”. This is how the Pamirs were described by D. V. Nalivkin, and everyone who has visited this moun-tainous region agrees with him. But everyone also remembers the serpentine roads which climb to the snowy passes, the piercing blue of the sky and the black cliffs, through which the mad torrent of the rumbling Pyanj breaks out. But sud-denly the mountains give way and a green valley opens up with an apricot grove, a creek with a mountain and mill, terraces of fields, rows of houses with elegant aywan columns and rouzan‑shaped roofs. The fields which were created by the titanic efforts of local farmers are laid out everywhere where there is just a patch of flat land. To create them, generations of inhabitants of the Pamirs brought thousands of tons of stones and earth and built kilometres of canals, practically each one them needed to be rebuilt after the winter avalanches and spring landslides (fig. 1).

The Pamirs are called the Roof of the World, but also the Foot of Death — from the linguist’s point of view both inter-pretations are correct, the choice of translation depends on the attitude to what is seen. Still the name Mountainous Badakhshan was used most frequently in early sources. Who settled in valleys located thousands of kilometres above sea level? What forced people to ascend to the mountains above the clouds? According to A. Stein, the main road between Western and Central Asia passed through the upper reaches of the Pyanj, and was used spontaneously in the ancient period. At the beginning of our era, the Iranian‑speaking tribes who had been forced out by the Hsiong‑nu (Xiongnu) from their eastern territories came here, including the Saka of the Eastern Pamirs and Chinese Turkestan. The settlement took place at different times, and the groups that came here habituated the valleys which were considerably isolated from each other. As a result, despite the genetic unity of the set-tlers, a linguistic situation formed here which I. I. Zarubin called a “tangle of languages”. This also applies to the other forms of culture of the Pamir Tajiks, which is distinguished by its local variety of a common economic‑cultural type.

The main activity of local residents was agriculture and livestock breeding. The harshness of the natural conditions of the West Pamirs forced the population to lead an extremely meagre life full of heavy work. In the past, evidently, an additional means of livelihood was provided by the caravan road which passed here to Afghanistan and the area to the south of Hindukush, where Marco Polo passed in the 13th cen-tury on the way to China. Traces of this time are preserved

«Высоки плоскогорья Тибета и теряются они в облаках, но еще выше плоскогорья Памира. Не видно сверху дна Большого Каньона Колорадо, но еще глубже и красивее ущелья Пянджа… Безжизненны и суровы обледенелые тундры Арктики, но еще более безжизненны и суровы пустынные плоскогорья Памира». Так описывает Памир Д. В. Наливкин, и с ним согласится каждый, кто побывал в этой горной стране. Но также каждый вспомнит ухо-дящие к заснеженным перевалам серпантины дорог, пронзительную синеву небес и стены черных скал, сквозь которые с грохотом прорывается бешеный поток Пянджа. Но внезапно горы расступаются и открывается зеленая долина с абрикосовой рощей, ручей с водопадом и мель-ницей, террасы полей, ряды домов с тонкими колоннами айванов и пирамидками крыш‑роузан. Созданные титани-ческим трудом местных земледельцев поля разбросаны везде, где есть хоть клочок ровной земли. Чтобы создать их, поколения памирцев перенесли на плечах тысячи тонн камней и земли и обустроили километры каналов, каждый из которых нужно практически заново строить после зимних снежных лавин и весенних камнепадов (илл. 1).

Памир называют Крышей Мира, но также и Подножием Смерти — с точки зрения лингвиста обе интерпретации правомочны, выбор перевода зависит от отношения к увиденному, однако в ранних источниках чаще всего употреблялось название Горный Бадахшан. Кто селился в долинах, расположенных в тысячах километров над уровнем моря? Что заставило людей подняться в заоб-лачные выси? По мнению А. Штейна через верховья Пянджа проходила главная дорога между Западной и Центральной Азией, использовавшаяся в древний период спонтанно. На рубеже нашей эры сюда пришли теснимые сюннусцами на запад ирано‑язычные племена, в том числе и саки Восточного Памира и Китайского Турке-стана. Заселение проходило разновременно, приходящие группы осваивали достаточно изолированные друг от друга долины, и в результате, несмотря на генетическое родство пришельцев, здесь сложилась лингвистическая ситуация, названная И. И. Зарубиным «клубком языков». Сказанное относится и к другим формам культуры при-памирских таджиков, особенностью которой является локальная вариативность при едином хозяйственно–куль-турном типе.

Основные занятия местных жителей — земледелие и ско-товодство. Впрочем, суровость природных условий Запад-ного Памира заставляла население вести крайне скудную, полную тяжкого труда жизнь. В прошлом, видимо, допол-нительный источник существования давала проходившая здесь караванная дорога в Афганистан и области к югу от Гиндукуша, по которой прошел в XIII веке в Китай Марко Поло. Следы того времени сохранились в местной

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН

http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/06/oriental_dreams/ © МАЭ РАН

топонимике. Так, И. М. Стеблин‑Каменский пишет: «Одна из знаменитых крепостей Вахана, относимых исследова-телями к первым векам нашей эры, носит название Шел-ковая крепость (около сел. Зунг)»1. Возможно, в те давние времена и была заложена местная традиция украшения одежды вышивкой шелком.

До прихода в Центральную Азию ислама регион входил в зону распространения буддизма, следы которого, по мнению специалистов, прослеживаются в принятом насе-лением Бадахшана исмаилитского направления ислама, центром которого с 1840‑х годов был Бомбей. Исторически и религиозно обусловленное тяготение Западного Памира к Северной Индии проявляется в разных чертах местной культуры. Одним из таких проявлений является необыч-ный для Центральной Азии крой сильно расклешенной книзу плечевой одежды (илл. 2) и форма очень узеньких женских штанишек (илл. 3). Столь же показателен тот факт, что ткачеством в Бадахшане традиционно занима-лись мужчины, использовавшие в работе единственный местный текстильный материал — шерсть, из которой и шилась по большей части вся местная одежда.

Сделанный из домотканого сукна старинный костюм жительниц Припамирья был скромен по расцветке: в нем доминировал светло‑серый — цвет руна местной породы овец. Оживляли эту гамму нарядные привозные головные платки и вышивка шелком, которой женщины украшали ворот, нагрудный разрез и манжеты рукавов своих пла-тьев, а также элегантные налобные повязки (илл. 4). Еще одним нарядным предметом одежды были сплошь орна-ментированные высокие вязаные чулки (илл. 5), которые и женщины, и мужчины носили с вырезанными из цельного куска дерева туфлями‑каушами (илл. 6). Кауши имели на подошве обитые железом шипы, и были незаменимой обувью для хождения по скользким, покрытым мелкими камушками улицам горных кишлаков.

Самым ярким и наиболее сакрально значимым элемен-том костюма невесты горных, в том числе и припамирских таджичек являлись лицевые занавески рубанд («покры-вало для лица») или чашмбанд («покрывало для глаз»)2. Все они имели форму прямоугольного, расшитого шелком полотнища с окошком‑сеткой для глаз в верхней части. При общности конструкции, свадебные лицевые занавески у населения разных долин имели значительные отличия в декоре. Самыми роскошными из них были дарвазские: плотно зашитые разноцветными шелками, яркие и наряд-ные. Эти рубанды имеют необычный для Центральной Азии, явно архаичный декор, главным сюжетом которого являются изображения птиц (илл. 7). Гораздо скромнее шугнанские занавески (илл. 8), впрочем, как и вся одежда живших в высокогорных долинах‑ущельях таджичек. Тем не менее, любой свадебный атрибут украшался тщательно и с любовью, в надежде, что выбранные символы принесут молодой семье счастье и достаток.

В припамирских районах существовал интересный обычай поднимать занавеску с лица новобрачной стре-лой3, вероятно, восходящий к свадебным ритуалам воин-ственных саков — древних насельников Памира. В этой связи интересны связанные со стрелой свадебные обычаи казахов, описанные в эссе «Казахская невеста» данного каталога.

in the local toponomy. I. M. Steblin‑Kamensky writes: “One of the famous fortresses of Wakhan, which researchers date to the first centuries AD, is named the Silk Fortress (next to the village of Zung)”1. Perhaps in these ancient times here the tradition was established to decorate clothes with silk embroidery, as described below.

Before Islam came to Central Asia, the region was in a zone where Buddhism was practiced, and specialists believe that traces of this can be seen in the Ismailiyya beliefs adopted by the population of Badakhshan, which had its cen-tre in Bombay from the 1840s. The historically and religiously conditioned inclination of the West Pamirs for North India is seen in various features of the local culture. One of these peculiarities is the cut of upper clothing heavily flared from top to bottom (fig. 2), which is unusual for Central Asia, and the form of very narrow women’s pants (fig. 3). It is just as noteworthy that weaving in Badakhshan was done by men, who used the only domestic textile material in the region — wool, from which most local clothing was produced.

The traditional women’s costume of the Pamir region, manufactured from home‑made cloth, had modest colours: light grey dominated in it, the shade of the wool of the local breed of sheep. This colour was livened up by bright imported silk headscarves and embroidery, which women used to decorate the collars, breast cut and cuffs of their dresses, and also elegant headbands (fig. 4). Another sophis-ticated item of clothing were ornamented high knitted stock-ings (fig. 5), which both women and men wore with carved wooden kaush shoes (fig. 6). The kaush had iron‑heeled nails on their soles, and were indispensable footwear for walking on the slippery steep streets, covered in small stones, of mountain villages.

The brightest and most religiously significant element of the bride’s costume among mountain‑dwelling Tajik women, including in the Pamirs, was the ruband veils (“covering for the face”) or the chashmband (“covering for the eyes”)2. They all had the form of a rectangular silk‑embroidered panel with netting for the eyes in the upper section. With the com-mon form of construction, wedding veils among the popula-tion of different valleys had significant differences in decor. The most luxurious of them were that of the Darvaz: heavily stitched with multi‑coloured silks, bright and elegant. These rubands have, unusually for Central Asia, a clearly archaic decor, the main subject of which is the depictions of birds (fig. 7). The Shugnan veils (fig. 8) are much more modest, as are all the clothes of Tajik highlanders. Nevertheless, any wedding accessory was decorated carefully and with love, in the hope that the symbols chosen would bring the young family happiness and prosperity.

In the Pamir region, there was an interesting custom of raising the veil from the face of the bride with an arrow3, which probably comes from the wedding rituals of the belli-cose Saka — the ancient settlers of the Pamirs. In connection with this, the wedding traditions of the Kazaks also involv-ing an arrow are interesting, as described in the essay “The Kazakh Bride” in this catalogue.

Илл. / Fig. 4, Илл. / Fig. 2, Илл. / Fig. 3

1 И. М. Стеблин‑Каменский, Этимологический словарь ваханского языка (Санкт‑Петербург) (1999), с. 7.2 В МАЭ хранятся пять лицевых занавесок горных таджичек: №2352‑135 (сбор И. И. Зарубина, 1914 год), 2674‑45, 46 (сбор И. И. Зарубина, 1916 год), 4986‑3, 4 (сбор Н Н. Ершова, 1932 год).3 И. И. Зарубин, «Дополнения к статье Н. И. Веселовского “Роль стрелы в обрядах и ее символическое значение”», Записки коллегии востоковедов I (1925); Н. А. Кисляков, «Свадебные лицевые занавески таджичек», Сборник Музея антропологии и этнографии XV (1953), с. 309.

1 I. M. Steblin‑Kamensky, Etymological Dictionary of the Wakhan Language (St. Petersburg, 1999), p. 7.2 The Kunstkamera Museum has five veils of the Mountain Tajik women: No. 2352‑135 (collection of I. I. Zarubin, 1914), No. 2674‑45, 46 (collection of I. I. Zarubin, 1916), No. 4986‑3, 4 (collection of N. N. Ershov, 1932).3 I. I. Zarubin. “Additions to the article by N. I. Veselovsky, ‘The Role of the Arrows in Customs and its Symbolic Mean-ing’”, Collegium of Orientalists Transactions I (1925); N. A. Kislyakov, “Wedding veils of Tajik women”, Studies of the Museum of Anthropology and Ethnography XV (1953), p. 309.

Шес

ть и

стор

ий. К

атал

ог /

Six

Sto

ries.

Cat

alog

ue

199

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН

http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/06/oriental_dreams/ © МАЭ РАН

Иллюстрации:

Илл .1. Горы Бадахшана. Съемка 2006 года.

Илл. 2. Платье женское суконное. Припамирье, таджики‑шуг-нанцы, начало XX века. Приобретено И. И. Зарубиным и Г. Готье, 1916 год. МАЭ РАН, №2674‑12.

Илл. 3. Штанишки женские суконные. Припамирье, таджики‑шуг-нанцы, начало XX века. Приобретены И. И. Зарубиным и Г. Готье, 1916 год. Ibid., 13.

Илл. 4. Головная повязка женская, вышита разноцветным шел-ком. Припамирье, таджики‑шугнанцы, начало XX века. Приобретена И. И. Зарубиным и Г. Готье, 1916 год. Ibid., 48.

Илл. 5. Чулки‑джурабы шерстяные вязаные. Памир, припамир-ские таджики. Приобретены Русской комиссией для изучения Средней Азии, 1909 год. Ibid., №1465‑4/1, 2.

Илл. 6. Туфли‑кауши резные, деревянные. Памир, припамир-ские таджики. Приобретены А. Г. Якобсоном, 1910 год. Ibid., №1683‑1/1, 2.

Илл. 7. Лицевая занавеска свадебная рубанд. Припамирье, тад-жики‑дарвазцы (?), XIX век. Приобретена Н. Н. Ершовым, 1943 год. Ibid., №4986‑4.

Илл. 8. Лицевая занавеска свадебная рубанд. Припамирье, Шугнан, таджики‑рушанцы, кишлак Калаи‑Вамар, XIX век. Приобретена И. И. Зарубиным и Г. Готье, 1914 год. Ibid., №2352‑135.

Illustrations:

Fig. 1. The Pamirs. Photo of 2006.

Fig. 2. Women’s cloth skirt. Pamir region, Shugnan Tajiks, early 20th century. Acquired by I. I. Zarubin and G. Gautier, 1916. MAE RAS, No. 2674‑12.

Fig. 3. Women’s cloth pants. Pamir region, Shugnan Tajiks, early 20th century. Acquired by I. I. Zarubin and G. Gautier, 1916. Ibid., 13.

Fig. 4. Women’s headband, with multi‑coloured silk embroidery. Pamir region, Shugnan Tajiks, early 20th century. Acquired by I. I. Zarubin and G. Gautier, 1916. Ibid., 48.

Fig. 5. Knitted woollen jurab stockings. The Pamirs, Pamir Tajiks. Acquired by the Russian Commission for study of Central Asia, 1909. Ibid., No. 1465‑4/1, 2.

Fig. 6. Carved wooden kaush shoes. The Pamirs, Pamir Tajiks. Acqui-red by A. G. Yakobson, 1910. Ibid., No. 1683‑1/1, 2.

Fig. 7. Ruband wedding veil. Pamir region, Darvaz Tajiks (?), 19th ce-ntury. Acquired by N. N. Ershov, 1943. Ibid., No. 4986‑4.

Fig. 8. Ruband wedding veil. Pamir region, Shugnan, Rushan Tajiks, Kalai‑Vamar qishlaq, 19th century. I. I. Zarubin and G. Gauti-er, 1914. Ibid., No. 2352‑135.

Илл. / Fig. 7

Илл. / Fig. 5 Илл. / Fig. 6

Илл. / Fig. 8

Шес

ть и

стор

ий. К

атал

ог /

Six

Sto

ries.

Cat

alog

ue

201

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН

http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/06/oriental_dreams/ © МАЭ РАН